В тот день открывались окна везде. В каждом маленьком и большом, доходящем до перистых облаков, доме, неукоснительно расчищались подоконники, отодвигались полу-засохшие растения, открывались створки настежь. Каждый человек подходил к своему окну и смотрел наружу, и кричал так громко, как только мог, и гул всех этих криков сливался воедино, и походил он в итоге на собачий вой. Хотя и звучал намного менее приятно.
Не сказать, что то был крик боли или несчастья. Настроение у всех было скорее даже хорошее, и, как-то так получалось, погода обычно в этот день случалась даже неплохая (хотя, как понять, какая из них хорошая, а какая – нет; наверное, просто большинству было по душе то, что они видят на улице). Наверное, то был просто крик жизни.
Люди на самых верхних этажах вдобавок к крикам также трясли кулаками, грозя кому-то, чьего имени не знали, но кем были по умолчанию не довольны. Некоторые из них еще считали важным показать свое недовольство в более ярких красках, и плевали наружу. И плевки эти потом просто падали вниз, на землю, а некоторые, под действием ветра прилетали в лица тех, кто жил на нижних этажах.
Они, в свою очередь, принимали это как норму. И просто продолжали кричать, пока плевки стекали по их лицам. Ведь крик-то был общий, человеческий. И не так уж и важно, что кто-то сверху водой из своего тела взял и окропил тебя. Благо ведь общее. Дом ведь для всех.
В маленьких домах люди тоже кричали. Им, в то же время, нравилось смотреть на большие дома и потом на свои, маленькие. Они еще так вращали головами: на большой дом, на свой, на большой, на свой. Порой их головы начинали вращаться так быстро, что это у них самих вызывало помутнение, и тогда они просто валились на пол, а потом, придя немного в себя, приподнимались, вставали на колени, снова высовывали свои лица наружу, и продолжали кричать.
И крик все продолжался и продолжался. Если кто-то уставал и делал передышку, то вступал другой. И так на протяжении нескольких часов. Оглушающий звук, который, чем дальше от людей, тем меньше был слышен. И который, когда заканчивался, оставлял ощущение какой-то чистой тишины.
И вроде даже как-то делалось легче. Люди потом закрывали окна. Они радовались. Кто-то даже посмеивался. По чуть-чуть. В следующий раз они откроют окна через год.